Длань Покровителей 2. Плач земли  - Мария Бородина

– Я помогу тебе, Нери, – лязг нарушил неловкую тишину. В руке Кантаны блеснули ножницы. – Сядь у зеркала.

– Ты что же, – Нери боялся проронить лишнего, – лысым меня решила оставить?

– Ущерб не так виден, – проговорила Кантана смущённо. – Я посмотрю, что можно сделать. Будет совсем незаметно.

– Это твоя месть?

– Прошу тебя, сядь!

Нери с сомнением опустился на пуфик. Сквозь овал зеркала на него смотрел раскрасневшийся юноша с лихорадочно блестящими глазами. Слева у виска болтались обрывки волос, похожие на хвост ощипанного голубя. Пожалуй, хуже и ничтожнее он выглядел лишь наутро после алкогольных возлияний с отчимом. В тот день, когда всё началось.

– Не сопротивляйся, – шепнула Кантана.

Впрочем, Нери и не думал.

Когда зубья расчёски заскользили по остаткам волос, вычёсывая их от кончиков, Нери вспомнил мать. Интересно, как она сейчас там, в Иммортеле? Беспокоится ли? А если сын не вернётся – сможет ли смириться с потерей? Думает, должно быть, что нерадивый ребёнок сбежал из дома, обидевшись… И какая неведомая сила подстроила всё так, что они расстались на самой напряжённой ноте?

Нери закрыл глаза, представляя мать. Прикосновения Кантаны были более бережными и осторожными, но воскресить воспоминания о последней встрече и атмосферу солнечного ноябрьского утра всё же удалось. Всё, чего хотелось сейчас – пару мгновений прежней жизни. Пару секунд Иммортеля. Пару шагов назад: во враждебный, но дорогой и привычный мир. Механический мир небоскрёбов, где воздух спёрт и пахнет экотопливом, а над головой, утопая в задымлённом небе, жужжат гусеницы монорельсов. Там каждое движение контролируется, и кажется, что даже чувства механизированы. Нери обречённо вздохнул. Дороже воспоминаний у него ничего не было: по крайней мере, пока.

Когда на пол с тихим шелестом посыпались густые пряди, тоска снова ударила кулаком в грудь. Нери зажмурился, не желая, чтобы Кантана заметила его печаль. Старые раны разверзлись, и меньше всего хотелось, чтобы в них ковырялись: пусть даже осторожно. Он мог доверить Кантане свои волосы, но не чувства. Не подобает парню плакать при девчонке. Не подобает.

Венена. Мама…

В детстве и вплоть до подросткового возраста Нери постоянно снился один и тот же сон. Чужие руки опускают его лицо в ведро, наполненное ледяной водой, и держат, не позволяя вынырнуть и глотнуть воздуха. Нери пытается сопротивляться, но тело не слушается указаний мозга. Ни один мускул. Так, будто он парализован… Лёгкие корчатся в болезненном спазме, а глаза ловят прогнившее дно ведра, когда он борется за последние капли жизни. Ему хочется кричать: «Мама, я оправдаю все твои надежды и стану самым лучшим! Я смогу это сделать, правда! Ты полюбишь меня, мама, полюбишь обязательно! Только спаси, спаси меня!» Слова врываются в упругую толщу воды и тут же глохнут, превращаясь в веер крупных пузырей. И Нери кажется, словно промороженная жижа становится теплее от его слёз. Он ждёт помощи, изнемогая от удушья, но в глубине души понимает, что мать не спасёт его. Потому что она…

Когда последние искорки надежды угасают, и вода мощным потоком входит через нос и рот, мир вокруг заливает чернота. Вместе с пустотой каждую клеточку пробирает бешеный экстаз. Непередаваемое блаженство освобождения, торжество разорванных пут… Должно быть, слова «смерть» и «совершенство» не случайно начинаются на одну букву.

Нери никогда не признавался себе, что опасается воды вовсе не из-за татуировки, которую могли заметить. Причина лежала ближе. Нери никогда не замечал лица мучителя из своего сна, но шестым чувством понимал, кто стоит за спиной. И от этого делалось ещё страшнее. Каждый раз, когда он видел перед собой водную гладь, кошмарные сны детства проплывали чередой образов перед глазами. Сухими осенними листьями на дрожащей глади, вестником беды. И разум Нери захлёбывался мучительным предчувствием, что вот-вот знакомые руки обхватят плечи и опрокинут в упругую ледяную толщу, прижимая ко дну.

Нери наивно полагал, что мать полюбит его. Его единственная мечта была простой: получить в ответ свою порцию нежности. Но тщетно: по мере того, как ситуация с Вененой становилась всё более очевидной, Лариса угасала, уплывая в параллельную реальность, и обращала на него всё меньше внимания. Нери хотелось стать её светом, но его запала не хватало, чтобы поджечь тлеющий фитиль. Он никак не мог понять, чем заслужил равнодушие матери.

В чём его вина?

Рука Кантаны заботливо прижала воротник к шее, и Нери поймал себя на мысли, что жаждет оказаться в её объятиях. Но не как нечаянный любовник, а как друг или брат. Чтобы ощутить кожей, что он ей нужен… Словно прочитав его мысли, Кантана сдавленно пробормотала:

– Всё хорошо?

– Лучше и быть не может, – выдохнул Нери угрюмо.

Лезвия ножниц сомкнулись с металлическим клацаньем, и по спине соскользнула ещё одна прядь. Нери зажмурился ещё крепче – лишь бы девчонка не заметила подступивших слёз. Неведомым образом Кантана задела его за живое, но на этот раз не раскалённым остриём, а тёплой ладонью. Вскрытые раны подсознания закровоточили в самый неподходящий момент, выпуская наружу наболевшее. Спазм стиснул горло, заставив содрогнуться. Нери закусил губу в попытке удержать рыдания внутри.

Стыдоба! И как теперь смотреть в глаза Кантане?

Кантана остановилась, бросив на трюмо ножницы и расчёску. Может быть, она действительно закончила приводить его шевелюру в порядок, а может – заметила его смятение. Сейчас она наверняка начнёт смеяться и стыдить его. Нери сжался в темноте, в которой он спрятался, ожидая, когда промеж лопаток вонзится острая пика насмешки.

Но смеха не последовало. И сопливых, пузырящихся утешений – тоже. Вместо этого Нери почувствовал, как крепкие женские ладони легли на его плечи. Совсем как во сне…

Только они не толкали ко дну.

Они не давали уйти под воду.

Утренний сад кутался в плед сероватого тумана. Полотно неба сливалось с густым воздухом. Казалось, что дорожки, теряющиеся в клубах тёмного пара, убегают в никуда.

Вот и он появился из ниоткуда, как привидение. Выплыл из дрожащего марева и остановился перед Мией. Впрочем, она уже давно узнавала милого по походке и сутулой осанке, придающей ему и ореол зажатости, и шарм одновременно. Но на этот раз он не походил сам на себя.

– Нери, – Миа подняла удивлённые глаза, – что это, новый имидж? Никак, вошки свили гнёзда в твоих патлах?

Нери стоял перед ней, кутаясь в шерстяную куртку не по размеру: нелепый и зажатый. Яблоневые ветви бросали на лоб пологие тени. За ночь он словно потерял деталь, делающую его целостным. И, впрочем, потеря была на виду: волосы. На месте хвоста, что спускался чуть ниже талии, остался лишь скромный пучок, едва достающий до лопаток. И смешные рваные пряди, торчащие из-за ушей. Что же побудило Нери изменить причёску?

– Не смешно, – промямлил он, отводя взгляд.